Во время войны Вадима Козина внезапно отозвали из фронтовой бригады и доставили на военный аэродром. Только в воздухе он узнал, что летит в Тегеран, где проходила встреча глав правительств СССР, США и Великобритании. В те дни у Черчилля был день рождения – ему исполнилось 69 лет, и он захотел увидеть и услышать Вадима Козина. В числе приглашенных были Морис Шевалье, Ида Кремер, Марлен Дитрих. Казалось, такое внимание и почет, но… через год Вадим Козин оказался на Колыме.
Вадим Козин родился в 1903 г. в Петербурге в весьма состоятельной семье. Мать, Вера Ильинская, была цыганкой и пела в цыганском хоре. Хотя… Однажды на посиделках Додик Ашкенази, в свое время постоянный аккомпаниатор В. Козина, сказал мне, что мать Вадима Алексеевича не столько цыганка, сколько еврейка, и рассказал по этому поводу анекдот. «Знаешь, Изя, в цыганском хоре, где я работаю, только я и Рабинович — цыгане. Остальные — евреи». В те годы пятый пункт предпочитали скрывать — и на то были серьезные причины. Отец В.Козина занимался, как теперь принято говорить, бизнесом. В доме Козиных часто бывали известные музыканты и певцы — Вера Панина, Анастасия Вяльцева, которые невольно сформировали вкус и дальнейшую судьбу знаменитого певца.
После смерти отца Вадим стал помогать матери и четырем сестрам. Он играл на рояле в кинотеатрах, сопровождая немое кино своей выразительной импровизацией.
Петь на эстраде В. Козин начал с 1924-го, сначала в Ленинграде, а потом в Москве. Врожденная артистичность и темперамент, сильный бархатистый тенор привлекли к нему известных концертмейстеров, сначала А. Дулова, который когда-то работал с В. Собиновым, а потом Д. Ашкенази.
Кульминация певческой карьеры Козина пришлась на сороковые предвоенные годы. В это время выходят его пластинки, и их мгновенно раскупают. Один за другим следуют концерты и гастроли по всей стране, и где бы он ни выступал — везде аншлаги. Зрители оказывались во власти его мощного темперамента, эмоциональной атмосферы его песен и романсов.
Козин пел очень искренне, страстно, самозабвенно. Прозе будней как бы противопоставлялись чувства простые и цельные, романтическая взволнованность, стремление к возвышенному, но не надуманному. Таковы: «Калитка», «Русые косы», «Утро туманное», «Мой костер». Его воздействие на публику объяснялось, прежде всего, умением увлечь ее своим стихийным органическим чувством песни. Это он, видимо, унаследовал от своей мамы. Артист свято верил в то, о чем пел, и этим убеждал зрителей. В его репертуаре чередовались русские и цыганские романсы, народные и городские песни — «Нищая», «Меж высоких хлебов затерялося», «Ехали цыгане…», «Два друга», «В лесу прифронтовом».
Популярность Козина была огромной, поистине ошеломляющей. Никто из тогдашних эстрадных певцов не мог сравниться с ним. И это понятно — ведь он выражал истинную душу народа не в пример тем, кто выступал по так называемому соцзаказу, выдавая за мысли и чувства народа то, что было нужно агитпрому. Это вызывало зависть и злобу и желание устранить Козина как конкурента.
Недовольна была Козиным, его репертуаром и власть. В его песнях начисто отсутствовала патетика, восхваление советской власти и персонально Сталина.
В 1944-м все разом оборвалось. 16 мая В. Козина внезапно арестовали якобы за враждебную пропаганду и агитацию. Он стал очередной жертвой тогдашних репрессий. Однако все знали, что он абсолютно аполитичен, и обвинение в антисоветских высказываниях, а тем более — в подрывной враждебной деятельности выглядело просто смешным.
И вот тогда пустили слух, что он, дескать, гомосексуалист и арестовали его именно за это. Кстати, это тоже было равносильно клейму «враг народа». Ведь никто иной, как великий пролетарский писатель М. Горький авторитетно заявлял, что гомосексуалисты — враги народа и государства, потому что из-за них снижается рост численности населения.
Расчет был точным. Никто не взялся опровергать, ставить под сомнение этот слух. В том числе, кстати, и сам Козин. Действительно, пойди докажи, что ты к этому не имеешь отношения. Как мог бы он оспаривать подобное обвинение? Интересно, есть ли вообще в его «деле» доносы на сей счет с «неопровержимыми доказательствами», и кто их писал?
Таким образом, власть получила основание для устранения Козина из искусства. Решением особого совещания при НКВД он был к радости завистников приговорен к 8 годам ссылки в лагерь на Колыме.
Освободили знаменитого певца из заключения только в 1950-м. Однако в Москву он не вернулся, остался жить в Магадане. Работал здесь художественным руководителем местного ансамбля, заведующим клубом, библиотекарем. В 1955-м его пригласили в Магаданскую филармонию, и он стал снова гастролировать с песнями по стране, но Москву и Ленинград объезжал стороной.
Мне посчастливилось познакомиться с Вадимом Алексеевичем осенью 1988-го, когда, сопровождая большую группу артистов, приехала на празднование 50-летнего юбилея Магадана, построенного руками заключенных. С большим трудом удалось тогда получить согласие В. Козина прийти к нему в гости.
И вот мы с Давидом Ашкенази получили возможность увидеть великого певца и беседовать с ним.
Жил Вадим Алексеевич недалеко от театра (кстати, необыкновенно красивого и величественного, напоминающего внутренним убранством Малый театр), на Школьной улице, в небольшой однокомнатной квартире. Я увидела типичное холостяцкое жилье. Тогдашняя пенсия 120 р. как бы кричала из всех углов, и это у человека, имя которого гремело на всю страну, пластинки которого приносили государству миллионные доходы.
Принял Вадим Алексеевич нас весьма сдержанно. Как сейчас помню, на нем был свитер с несколькими булавками. По цыганскому обычаю это делается от сглаза, как я узнала впоследствии, а на ногах обрезанные валенки. На столе, стульях, диване лежали груды нот, газет, писем. Главной же достопримечательностью комнаты было пианино. На нем, вальяжно развалившись, лежал роскошный кот. Вадим Алексеевич представил его как Осю.
Холодок визита растопил именно кот. Страстная кошатница, я сразу завела разговор не об искусстве и творчестве, а о кошках и невольно почувствовала, что Козин был мне за это внутренне признателен. Он с горечью рассказал мне о гибели своей любимой кошки Чуни, о том, что из-за своих кошек он не мог уезжать на длительные гастроли, что они — его настоящие, верные друзья и собеседники, понимают все, что он им говорит.
Это звучало очень трогательно и, по-моему, кот Ося это тоже понимал и ценил. У Вадима Алексеевича было много фотографий и всяких фигурок кошек. Я показала ему и свой талисман — фото моего кота Сени. Сейчас после гибели Сени у меня растет очаровательный кот Ося.
Постепенно и как-то незаметно разговор перешел на музыку, песни и романсы. Вадим Алексеевич «оттаял» и подошел к инструменту. Все-таки артист есть артист. Легко пробежав пальцами по клавишам, он тихо запел свою «Осень… прозрачное утро». Передо мной был теперь не старый немощный человек, а томный юноша, влюбленный и тоскующий.
Мне не довелось видеть Козина в годы его славы. В ту пору я была еще ребенком. Но тогда в маленькой магаданской квартире я поняла, почему люди буквально сходили с ума от этого певца и его песен. Каждая фраза в его устах обретала особый смысл, интонации играли едва ли не главную роль в исполнении. А когда Додик Ашкенази сел за пианино, чтобы как когда-то аккомпанировать Козину, тот от волнения, вызванными нахлынувшими воспоминаниями, не смог петь. И понятно — воспоминания о прошлом, дикая несправедливость властей не забываются и не зарубцовываются.
Вадим Алексеевич тогда много чего рассказывал. К сожалению, ни диктофона, ни блокнота у меня при себе не было. Да и не могло быть — Козин этого бы не разрешил. Поэтому многое в памяти стерлось, но вот один эпизод как-то «застрял» в мозгу.
Во время войны Козина внезапно отозвали из фронтовой бригады и доставили на военный аэродром. Только в воздухе он узнал, что летит в Тегеран, где проходила встреча глав правительств СССР, США и Великобритании. В те дни у Черчилля был день рождения — ему исполнилось 69 лет, и он захотел увидеть и услышать Вадима Козина. В числе приглашенных были Морис Шевалье, Ида Кремер, Марлен Дитрих. Казалось, такое внимание и почет, но… через год Вадим Козин оказался на Колыме.
Почему я запомнила именно этот рассказ? Наверное, потому что в нем проскользнула верная мысль: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев и барская любовь…»
Для меня это была незабываемая встреча — встреча с талантом, гением и… безумно одиноким и обиженным человеком. Осадок был горьким от неприглядной бедности и нашего бессилия чем-то помочь артисту. Правда, спустя какое-то время, не без участия Иосифа Кобзона, Козину предоставили более благоустроенное жилье, а также дали добавку к пенсии. Но, как всегда, это было сделано незадолго до его кончины.
У Вадима Алексеевича был огромный архив. Он сказал, что к нему не раз наведывались дельцы из США, Японии, Канады и предлагали продать им его за большие деньги, но он решительно отказался. Хотел, чтобы все осталось в России. Где теперь эти уникальные материалы, один Б-г ведает…
У нас же остался в памяти его чарующий голос, его проникновенные песни и романсы, которые, к счастью, записаны были на пластинках. Их до сих пор, затаив дыхание, слушают не только старшие поколения, но и молодые.
«Сильные мира сего» не удостоили Вадима Козина заслуженного звания, хотя он был народным артистом в полном смысле этого слова на протяжении всего творческого пути. Ему было отказано даже в звании почетного гражданина Магадана, хотя он был его своеобразной достопримечательностью и гордостью. Б-г им судья!..
Иногда так и хочется мысленно сказать: «Простите нас, Вадим Алексеевич, за нашу совковую черствость. Мы кланяемся Вам, Вашей памяти и благодарим, что Вы были на нашей земле, что Вы по-прежнему живете в своих песнях, которые помнят и поют до сих пор».
