Американская писательница Гертруда Стайн, хорошо знавшая Пикассо во времена его молодости, писала в своих воспоминаниях: «Грандиозность XX века принадлежит только ему одному, а Пикассо принадлежит XX веку, он обладает странным свойством видеть землю такой, какой ее никто не видел, а разрушенные вещи такими, словно их никто не разрушал. Значит, Пикассо грандиозен». С очевидцами не поспоришь, да и сейчас масштаб его таланта виден во всей полноте.
Париж, Париж
В свое время искусствовед Джон Ревалд начал свою «Историю импрессионизма» рассказом о том, как 25-летний Камиль Писсарро приехал с Антильских островов в Париж, чтобы увидеть Всемирную выставку 1855 года. «История постимпрессионизма» начиналась у него же с приезда во французскую столицу Винсента Ван Гога. Историю искусства всего XX века можно начать с первого визита в Париж 19-летнего Пабло Пикассо, приехавшего осенью 1900 года на Всемирную выставку. Для искусства XX века эта выставка была блестящей увертюрой: открытие и апофеоз Сезанна, начало французского восхождения Пикассо, первое выступление фовистов. А для Пикассо это был первый шаг в новую жизнь.
За спиной осталась Испания – занятия рисунком с 8 лет, сначала под руководством отца – живописца средней руки, преподававшего в художественной школе в Малаге, потом в Мадридской академии Сан Фернандо и академии в Барселоне. В прошлом остались пирушки в декадентском кафе «Четыре кота» и обсуждения за бокалом абсента долетавших до провинциальной Барселоны отголосков бурной европейской жизни. А впереди Париж. «Здесь настоящие учителя повсюду», – пишет Пикассо, но больше всех восхищается Домье, Дега и Тулуз-Лотреком, афиша которого станет единственным украшением его первой мастерской на бульваре Клиши.
А впечатлений в Париже было море. Центром художественной жизни был тогда Монмартр. Легенд, сложенных о нем и его обитателях, хватит не на один роман. Вверх к склону живописного холма тянется небольшая – менее полукилометра – улица Лаффит, на рубеже веков ставшая средоточием магазинов, постепенно превращавшихся в современные художественные галереи. «Пройтись по улице Лаффит» значило «пойти смотреть картины». Там, в доме 6, в сыром подвале у легендарного парижского маршана Амбруаза Воллара была открыта в 1901 году первая выставка Пикассо. Там позже обоснуется Берта Вейль, первой рискнувшая купить работы юного испанца. Жалкие полутемные лавки, где рядом со старыми веерами, рамами, посудой и бронзовыми Буддами висели, а то и стояли у стен и в кладовках холсты Пикассо, Модильяни, Брака. Те холсты, что висят сейчас в музеях или продаются на аукционах за баснословные деньги, тогда запросто были свалены на антресолях как попало. «Сейчас живопись только начинается», – писал Андре Дерен Морису Вламинку.
Начиналась живопись Пабло Пикассо с портретов барселонских друзей, одухотворенных холодной гаммой «голубого периода», и нищих циркачей следующего, «розового». Не в работах французских импрессионистов и не в фантазиях испанца Гауди искал Пикассо вдохновения. Язык модерна увлекает его ненадолго, зато корни – дух средневековой Испании – остаются с ним навсегда. И еще главное впечатление юности – Эдвард Мунк, норвежский экспрессионист, чья работа «Крик» стала в конце XIX века практически символом страдания, выраженного художественными средствами. А еще художественное «наследство» гордой страны, давшей искусству Эль Греко, Веласкеса и Гойю. От них у Пикассо – мистика и сопричастность боли мира, философская глубина и внимание к обездоленным современникам. Ранние его работы становятся воплощением чувств и состояний: одиночество – «Любительница абсента»; любовь – «Свидание»; доверие – «Две сестры».
В то время, когда и импрессионисты еще не были окончательно признаны, когда фовисты будоражили художественный мир, картины Пикассо выглядели по меньшей мере странно. И первая выставка у Воллара, на которой экспонировались 64 живописные работы и графика, не вызвала сенсации и не принесла успеха, ее отметили лишь некоторые знатоки. Но пройдет всего несколько лет – и Пикассо станет самой заметной, а может быть, и самой значительной фигурой европейской живописи. Молодой и нищий, то старающийся франтить, то одетый намеренно бедно, то стеснительный, то пылкий испанец станет фигурой, о которой спустя годы будут говорить, что во времена Пикассо трудно было быть «новее» его. Его творчество не просто принадлежало будущему, но он созидал это будущее собственными руками, увлекая за собой последователей и никогда не останавливаясь на достигнутом.
Видимый мир – ничто
Его первым «изобретением» был кубизм. Начало ему было положено летом 1907 года картиной «Авиньонские девицы». Тогда ее почти не заметили. На полотне чья-то рука, скорее всего рука самого Пикассо, отодвигает занавес – занавес перед прологом нового искусства. Первоначальный замысел был почти жанровым – сцена в публичном доме на Авиньонской улице в Барселоне, отсюда и окончательное название «Авиньонские девицы» вместо первоначального «Философический бордель». Среди действующих лиц предполагались и «клиенты» – студент и солдат, который и отдергивал занавеску. Но для ниспровергателя пластических основ такой сюжет был слишком прозаичен, бытовые детали слишком отвлекали от художественных задач. «Видимый нами мир – это ничто», – скажет Пикассо позднее. Взрыв художественной фантазии, игра форм, стремление дойти до самой сути предметов и фигур, женщины-маски, куклы-идолы, находящиеся вне категорий красоты и уродства, – тревожный мир предстал в этой работе. Мир, словно вывернутый наизнанку. Так возникает один из принципов кубизма: увидеть мир «изнутри», расчленить его на простейшие частицы, изобразить действительность как сумму ассоциаций, выраженную «кубиками», как говорил Матисс.
Реальность перемешана с представлениями, воспоминаниями, ассоциациями, фрагментами фантазий, взглядом в глубины сознания.
Картину называли лишенной привлекательности и напоминавшей отражение деревянных фигур в расколотом зеркале троллей. Но именно она стала началом одного из первых и самых радикальных направлений авангарда. По этим стопам пошли Жорж Брак и Хуан Грис. Сам же Пикассо, создав практически моду среди художников на кубизм, увлекался им недолго – он шел дальше, отвергая собственные достижения, чтобы обратиться к новым. В одних его работах предметы почти полностью расчленялись на молекулы, доходя почти до абстракции. В другие вклеивались коллажи – и получался почти поп-арт.
А потом приходит успех, которым в огромной степени Пикассо обязан русским коллекционерам – Сергею Щукину и Ивану Морозову. Именно они с середины 1910-х годов начали покупать его работы. Вместе с успехом приходит достаток и заканчивается бедная жизнь в мастерских на Монмартре.
В 1931 году к 50-летнему Пикассо пришла не просто известность, но настоящая мировая слава. В роскошных залах галереи Жоржа Пети открылась ретроспективная выставка работ Пикассо.
Впервые были собраны вместе более двухсот его полотен, представлявшие сразу несколько десятилетий его творчества – «голубой» и «розовый» периоды, время увлечения классическим искусством и кубизм – все то, что на протяжении многих лет составляло смысл существования художника. Тогда, возможно, в последний раз в жизни мастер сам сгруппировал свои работы, сам проследил за тем, как они были развешены. Как напишет в книге «Встречи с Пикассо» Брассай, легенда французской фотографии, «он смотрел на них, и ему казалось, что они выплывают откуда-то издалека, словно «блудные дети, которые возвращаются домой в расшитых золотом одеждах».
Музы и магнетизм
В 1917 году Дягилев уговорил Пикассо приехать в Рим заняться оформлением спектакля «Парад» по сценарию Жана Кокто на музыку Эрика Сати. Из Рима художник напишет Гертруде Стайн: «У меня 60 танцовщиц. Ложусь спать поздно. Я знаю всех женщин Рима». Небольшого роста – всего 158 сантиметров – Пикассо обладал горячим темпераментом и особым магнетизмом, которому женщины не могли сопротивляться.
Его друг поэт Макс Жакоб утверждал, что Пикассо обменял бы свою славу великого художника на славу Дон Жуана. Брассай же писал, что любовное приключение было для Пикассо не самоцелью, а необходимым стимулом для реализации творческих замыслов. Стимулом, имевшим слишком большое значение, чтобы его скрывать. И разве может художник скрыть любовь?
Фернанда Оливье – его первая серьезная любовь. Он пока еще молод и нищ, но он пишет «Авиньонских девиц», которые предвещают новую эру в искусстве, а все более частые продажи картин обещают финансовый успех.
Ольга Хохлова – русская балерина дягилевской антрепризы, «служебный роман» во время работы над «Парадом». Танцовщица кордебалета и знаменитый на всю Европу художник обвенчались в Париже в русском соборе Александра Невского. Он был уверен, что женится на всю жизнь… Большая квартира в центре Парижа, светская жизнь. С Ольгой Пикассо становится денди и светским львом. Он заказал себе множество туалетов, стал носить безупречный смокинг, золотые часы в кармашке своего жилета и не пропускал ни одного званого обеда. Но ни успех в свете, ни родившийся сын не удержали Пикассо. И если в начале совместной жизни он писал Ольгу, сидящую в кресле, приукрашивая и без того миловидные черты, то теперь пишет то в виде лошади в сцене корриды, то в образе старой мегеры.
Меняются музы – Мария-Тереза Вальтер, Нюш Элюар, Дора Маар. С последней, с великолепной Дорой, фотографом, художницей, подругой сюрреалистов, Пикассо познакомил в кафе «Две макаки» Поль Элюар.
Согласно легенде, в тот вечер (это было вскоре после того, как Мария-Тереза Вальтер родила художнику дочь Майю) необыкновенной красоты черноволосая женщина, положив на столешницу ладонь в черной перчатке, небрежно играла ножом, пытаясь быстро воткнуть острие между пальцами. Ей это удавалось, и, выдернув из стола нож, она продолжала свое опасное занятие. Вдруг Дора не попала в цель и ранила руку. Показалась кровь, взволнованный Пикассо попросил отдать ему эти перчатки и долго хранил их в застекленном шкафу. Ей тогда было 28, ему – 53. Любовная история длилась 7 лет. А некоторое время назад парижский музей Пикассо посвятил этому роману отдельную экспозицию.
Дора любила широкополые шляпы и длинные перчатки, курила сигареты с мундштуком длиной не менее 25 сантиметров и красила заостренные ногти в пурпурный цвет. Но главное – она стала не только свидетелем, но и соавтором «Герники», одного из самых известных полотен мастера, о чем говорят сотни негативов и контактных отпечатков, обнаруженных в ее личном архиве после ее смерти.
Потом была художница Франсуаза Жило – пожалуй, единственная женщина, вдохновившая его на написание многочисленных семейных картин, светлых и радостных, и, возможно, подарившая ему счастье. С ней он уезжает из Парижа на юг Франции – к солнцу, морю, пляжам. Но и это счастье было недолговечным – уже в 73 года он встречает свою вторую жену Жаклин Рок.
Говорят, мать Пикассо сказала однажды Ольге Хохловой: «С моим сыном, который создан только для самого себя и ни для кого другого, не может быть счастлива ни одна женщина». Многие из возлюбленных Пикассо страдали нервными расстройствами, кончали с собой либо сходили с ума. Повесилась Мария-Тереза Вальтер, ушла в монастырь, а затем застрелилась Жаклин Рок, помешалась Ольга Хохлова. Дора Маар попала в парижскую психиатрическую лечебницу святой Анны, где ее лечили электрошоком. А после этого замкнулась в себе, став для многих символом женщины, жизнь которой разбита любовью к жестокому гению Пикассо.
Герника
Наследство неистовой любви Пабло и Доры – подробная фотофиксация работы мастера над легендарной «Герникой», в которой, как ни в какой другой картине середины XX века, выражен ужас войны, второй в этом столетии.
В начале 1937 года Пабло Пикассо получил от республиканского правительства Испании заказ на большое панно для Всемирной выставки в Париже. Сюжет был рожден реальной историей – трагедией древнего города басков Герники близ Бильбао. Ночью 26 апреля 1937 года эскадрилья гитлеровских люфтваффе «Кондор» разбомбила Гернику. В городе не было военных объектов – это был жестокий акт устрашения, с огромным числом жертв.
Через 6 дней после бомбежки Пикассо сделал первый набросок, спустя 10 дней начал работу над картиной, а еще через месяц колоссальное панно – почти 8 метров в длину – уже было на выставке. В нем – пафос гнева и обвинения, ощущение не разрушенного города, но взорванного мира. Абсолютная реальность и в то же время абсолютная условность. Ирреальные фигуры-символы, сломанный меч, взлетающие души-птицы. Когда в парижской мастерской немецкий генерал, указывая на «Гернику», спросил у художника, кто это сделал, Пикассо ответил: «Вы!» Во время войны он становится практически национальным героем, отказавшись покинуть оккупированный Париж, хотя консул Соединенных Штатов не раз умолял его уехать. Наиболее ценные экспонаты из его коллекции хранились в бронированной комнате одного из парижских банков вместе со слитками золота. А когда Париж был освобожден, в мастерскую Пикассо хлынули люди – он стал символом вновь обретенной свободы.
Прожив более 90 лет, он стал легендой, мифологизированным героем, почти богом авангарда, называвшим себя в шутку чертом. На что Эренбург возражал ему в своих мемуарах, говоря, что если он и черт, то добрый, поспоривший с Богом насчет мироздания, восставший и неуступивший.
