Затопление, сожжение, пожирание инопланетянами, гибель от радиации, восставших роботов, взбесившихся страховых агентов, оборотней и вампиров, обледенение и обезвоживание, разрывание на части зомби и исчезновение в неизвестном направлении… Если в Голливуде и есть тема, бьющая все рейтинги популярности, то это обсасывание всевозможных способов истребления человечества.
"И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя Смерть; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли - умерщвлять мечом и голодом, и мором, и зверями земными" - Иоанн Богослов пришелся бы в Гильдии сценаристов ко двору, тем более, что есть кому составить ему протекцию.
В чем здесь дело, понять сложно лишь на первый взгляд. А на второй - все уже предельно ясно: это же, черт возьми, невероятно приятно - смотреть на гибель других, сидя перед большим экраном, поедая попкорн и ловя кайф от осознания собственной безопасности.
Месяц назад подобное можно было провернуть на премьере "Заражения" затейника Стивена Содерберга, у которого смертельный вирус, начав с Гвинет Палтроу, принялся валить всех подряд, причем самым подлым образом. Это было страшновато, потому как вирусов и на самом деле пруд пруди, и никогда не знаешь, где один из них подцепишь. Но банально по той же самой причине: послушать Геннадия Онищенко, так зараза подстерегает нас не только в кино, а в каждом дворе в облике дворника-таджика или в бутылке "Боржоми".
Тут-то и стоит отметить: номинант на "Золотого медведя" 2005 года за свой фильм "Безумие", британский режиссер Дэвид МакКензи оказался в этом плане куда большим мастером плести интриги. Его "Последнюю любовь на Земле" не обругал только ленивый, однако только ленивый же не отметил и того, что, несмотря на все промахи, у этого фильма есть ряд неоспоримых достоинств, главным из которых является новая версия апокалипсиса.
Лучшим тегом для этой картины могло бы стать словосочетание "бесчувственный чурбан", потому как тут все именно так. Никакой сартровской гадости, типа "на четвертый день крысы стали группами выходить на свет и околевали кучно. Из всех сараев, подвалов, погребов, сточных канав вылезали они длинными расслабленными шеренгами, неверными шажками выбирались на свет, чтобы, покружившись вокруг собственной оси, подохнуть поближе к человеку". Все куда загадочнее, романтичнее и, в общем-то, глобальнее.
Тут ведь вот какая штука: нежданно-негаданно и без того настрадавшаяся от всяких режиссеров планета Земля столкнулась с небывалым бедствием. На разных континентах и материках, в разных городах и странах люди, независимо от социального положения, материального достатка и сексуальной ориентации, в буквальном смысле лишаются чувств.
Антипатия, благодарность, благоговение, вина, влечение, влюбленность, враждебность, возмущение, жалость, зависть, любовь, нежность... Ученые выведут вам более 30 разновидностей чувств, однако такая махина была бы для фильма неподъемной. А потому МакКензи взял лишь пять основных, выведенных еще Аристотелем: зрение, слух, обоняние, вкус, осязание.
Они пропадают по очереди. В строго определенном порядке. А что остается?
В этом-то и заключается суть: человечество, лишенное чувств, оказывается совершенно неспособным к существованию. А значит, всем очевидно, что скоро не останется ничего. Точка.
Вернее, так: если бы на этом и была поставлена точка, было бы замечательно. Этакое художественно-философское эссе. Чего еще желать?
Но любой режиссер, если он не Вуди Аллен, помимо славы, мечтает еще и о больших сборах, а потому следует давно сложившейся традиции: любая история - барахло, если в ней нет истории любви.
На этом, увы, МакКензи и погорел. Позвав на главные роли неплохих, в общем-то, актеров, он поручил им разыгрывать совсем уж натужные отношения - возникшие из пустяка и заранее обреченные, ибо понятно, чувства пропадут и в их случае.
Что им остается? Просто проживать. И они проживают - каждый в меру своих сил и способностей: шеф-повар средней руки и простоватой внешности Юэна МакГрегора и депрессивная ученая со стальным взглядом Евы Грин и ее же страстью раздеваться при каждом удобном случае.
Им не с чем бороться, как это делали герои в "Слепоте" Фернанду Мейреллиша. Им невозможно защититься, как в том же "Заражении" Содерберга. А жаль. Своим никчемным, как оказалось, существованием они спустили на тормозах историю, имевшую все шансы стать великой.
Впрочем, все еще можно наверстать. Осталось лишь дождаться, пока всех чувств лишатся зрители.
