Анненский Иннокентий Федорович родился в состоятельной чиновничьей семье. Рос в Петербурге, в среде, где соединялись элементы бюрократические и помещичьи. По окончании [1879] историко-филологического факультета Петербургского университета служил преподавателем древних языков и русской словесности, впоследствии директором гимназии в Киеве, Петербурге, Царском селе. Читал лекции по древнегреческой литературе на Высших женских курсах. В печати выступил с начала 80-х гг. научными рецензиями, критическими статьями и статьями по педагогическим вопросам. С начала 90-х гг. занялся изучением греческих трагиков
выполнил в течение ряда лет огромную работу по переводу на русский язык и комментированию всего театра Еврипида. Одновременно написал несколько оригинальных трагедий на эврипидовские сюжеты и "вакхическую драму" "Фамира Кифарэд" (шла в сезон 1916/17 на сцене Камерного театра).
Более всего значителен Анненский как поэт. Стихи начал писать с детства, но напечатал их впервые в 1904. "Интеллигентным бытием" своим Анненский, по его собственным словам, был всецело обязан влиянию старшего брата, известного публициста-народника, Н. Ф. Анненского, и его жены, сестры революционера Ткачева. Однако лирика Анненского, за двумя-тремя исключениями, совершенно лишена общественных и гражданских мотивов.
В своей поэзии Анненский, как он сам говорит, стремился выразить "городскую, отчасти каменную, музейную душу", которую "пытали Достоевским", "больную и чуткую душу наших дней". Мир "больной души" - основная стихия творчества Анненского. По справедливым указаниям критики, "ничто не удавалось в стихах Анненского так ярко, так убедительно, как описание кошмаров и бессонниц"
"для выражения мучительного упадка духа он находил тысячи оттенков. Он всячески изназвал изгибы своей неврастении".
Безысходная тоска жизни и ужас перед "освобождающей" смертью, одновременное "желание уничтожиться и боязнь умереть", неприятие действительности, стремление бежать от нее в "сладостный гашиш" бреда, в "запой" труда, в "отравы" стихов и вместе с тем "загадочная" привязанность к "будням", к повседневности, к "безнадежной разоренности своего пошлого мира" - таково сложное и противоречивое "мировосприятие и миропонимание", которое стремится "внушить" Анненский своими стихами. Приближаясь этим "мировосприятием" из всех своих современников более всего к Федору Сологубу, формами стиха Анненский наиболее близок молодому Брюсову периода "русских символистов".
Однако преувеличенное "декадентство" первых стихов Брюсова, в котором было много нарочитого, придуманного со специальной целью обратить на себя внимание, "эпатировать" читателя, у не печатавшего свои стихи Анненского носит глубоко органический характер. Брюсов скоро отошел от своих ранних ученических опытов. Анненский оставался верен "декадентству" в течение всей жизни, "застыл в своем модернизме на определенной точке начала 90-х гг.", но зато и довел его до совершенного художественного выражения.
Стиль Анненского ярко импрессионистичен, отличаясь зачастую изысканностью, стоящей на грани вычурности, пышной риторики decadence`а. Как и у молодого Брюсова, поэтическими учителями Анненского были французские поэты второй половины XIX в. - парнасцы и "проклятые": Бодлер, Верлен, Маллармэ. От парнасцев Анненский унаследовал их культ поэтической формы, любовь к слову как таковому
Верлену следовал в его стремлении к музыкальности, к превращению поэзии в "мелодический дождь символов"
вслед за Бодлером причудливо переплетал в своем словаре "высокие", "поэтические" речения с научными терминами, с обыкновенными, подчеркнуто "будничными" словами, заимствованными из просторечья
наконец следом за Маллармэ - на сознательном затемнении смысла строил главный эффект своих стихов-ребусов.
От "бесстрастных" французских парнасцев Анненского отличает особая пронзительная нотка жалости, звучащая сквозь всю его поэзию. Жалость эта направлена не на социальные страдания человечества, даже не на человека вообще, а на природу, на неодушевленный мир страдающих и томящихся, "злыми обидами" обиженных вещей (часы, кукла, шарманка и пр. и пр.), образами которых поэт маскирует свою собственную боль и муку. И чем меньше, незначительнее, ничтожнее "страдающая" вещь, тем более надрывную, щемящую жалость к себе она в нем вызывает.
Своеобразная литературная судьба Анненского напоминает судьбу Тютчева. Как и последний, Анненский - типичный "поэт для поэтов". Свою единственную прижизненную книгу стихов он выпустил под характерным псевдонимом "Никто". И действительно в течение почти всей своей жизни Анненский оставался в литературе "никем". Лишь незадолго до смерти его поэзия приобретает известность в кружке петербургских поэтов, группировавшихся вокруг журнала "Аполлон".
Кончина Анненского была отмечена рядом статей и некрологов, но вслед за тем его имя снова надолго исчезает с печатных столбцов. Только в недавнее время была сделана попытка воскресить стихи Анненского: в 1923 была издана новая книжка его посмертных стихов, переизданы два прежних сборника.
Литературное влияние Анненского на возникшие вслед за символизмом течения русской поэзии (акмеизм, футуризм) очень велико. Стихотворение Анненского "Колокольчики" по праву может быть названо первым по времени написания русским футуристическим стихотворением. Из современных поэтов влияние Анненского сильно сказывается на Пастернаке и его школе, и многих других. В своих литературно-критических статьях, частично собранных в двух "Книгах отражений", Анненский дает блестящие образцы русской импрессионистической критики, стремясь к истолкованию художественного произведения путем сознательного продолжения в себе творчества автора.
