Юрий Берланд, студент Уральского университета, вывел математическую формулу, доказывающую жизнь после смерти. В длинной, занимающей всю доску формуле есть L (life, жизнь), D (death, смерть), t (время), a (суммарное восприятие за всю жизнь), переменные, а также бесконечность, деленная на бесконечность, — вся эта сложная формула производит несколько странное впечатление. Огромному знанию о жизни при жизни и жизни после жизни, накопленному философами и психологами, мистиками и психоделиками, буддистами и христианами, в такой логической конструкции существовать неудобно. Это знание туда не вмещается.
Лев Толстой писал, что наука дает тем более точные ответы, чем дальше они от главных вопросов человеческой жизни. Сегодняшняя наука больше знает о Марсе, чем о внутреннем мире человека и трансформациях его сознания в пределах жизни и за ее пределами. Математика способна описать траекторию невидимых частиц, но не способна выразить на своем логическом языке изменения человеческого сознания в разные моменты жизни. Всезнание науки преувеличено: о чем говорить, если за сотни лет своего развития наука так и не удосужилась узнать, для чего кошке усы и как она ими пользуется? Так и стоит собрание почтенных академиков перед Муркой и растерянно разводит руками…
Медийный шум вокруг студента, доказывающего с помощью математики бессмертие сознания, вызывает недоумение. Ничего нового не сказано. Тысячу тысяч раз во всей истории человечества мысль о бессмертии сознания высказывали ученые, от Рамбама до Грофа. Описание перехода сознания в иной мир и его нового воплощения есть в «Тибетской книге мертвых». Иисус говорил о том же. Так в чем открытие? В использовании латинских букв, в приложении математики к сознанию?
Но дело в том, что уральский студент, делающий попытку доказать с помощью математики бессмертие сознания, оказывается в положении человека, пытающегося с помощью грубых средств выразить тонкое знание. Может быть, математика и способна на это, а может, и нет. Поэзия способна точно, а математика? Нет никакой гарантии, что метод соответствует предмету. Заслуга Юрия Берланда в другом — с мальчишеской легкостью он взялся решить основной вопрос человеческой жизни. И тем самым показал, в чем вопрос.
Мы не знаем самих себя, своей собственной жизни и смерти, а наука рассказывает нам о кольцах Сатурна и бозоне Хиггса. Это все очень интересно и хорошо. Но хотелось бы знать, что происходит с человеческим сознанием после смерти. Сохраняет ли оно индивидуальную память или растворяется в безличном сверхсознании, о котором мы тоже ничего не знаем? Откуда в человеческом сознании знания, не приобретенные через опыт или книги, каким образом люди в трансперсональном опыте знают о других мирах, других людях и о Боге?
Этого мало, есть и еще вопросы для науки. Как связаны догробный и загробный мир, являются ли они одним миром, или это два разных мира с разной физикой? Каков механизм воскрешения, о котором говорил Христос, и идет ли речь также о телесном воскрешении? Есть теории поля, но где связная и полная теория человеческого сознания во всех его состояниях, включая те, что возможны после смерти? Со времен библиотекаря Федорова тут нет новостей.
Портрет Н. Ф. Федорова работы Л. О. Пастернака
Николай Федорович Федоров, тихий библиотекарь Румянцевской библиотеки, живший во второй половине девятнадцатого века, предвещал воскрешение мертвых. Его мысли о воскрешении посредством сбора молекул и силы лучей кажутся нам наивными, но все пророчества наивны до тех пор, пока не исполнятся. Федоров видел преодоление смерти не как дело чистой науки, которая изобретет хитрый способ сделать бессмертными отдельных счастливчиков, а как дело всего человечества, которое объединит силы в обретении бессмертия и воскрешении всех когда-либо живших. Идеальный мир, в котором ученик пятого класса «б» прогуливается по Тверскому бульвару с Платоном, возможен, но далек. Русский космист с окладистой бородой точно знал, что раздробленному на народы и классы, пожирающему самого себя, существующему в диком разрыве богатых и бедных, находящемуся в полуживотном состоянии войны человечеству далеко до этого мира.
Загробный мир — место ожидания воскрешения. Так думал тихий библиотекарь Федоров, проходя в своих пеших прогулках по сонному Замоскворечью. Чтобы воскрешение случилось, в догробном мире усилиями всего человечества должен быть создан рай. Но пока среди нас есть люди, готовые убивать, дверь в рай не откроется и воскрешение невозможно.
