Мысль была пафосом поэзии Владимира Соловьёва – что шло совершенно не в ущерб мелодике и гармонии стиха, и маленький шедевр «Милый друг, иль ты не видишь…» тонкое и нежное подтверждение тому.
Внешность человека, его лицо есть следствие внутренней жизни, и то, что Соловьёв обладал внешностью пророка, свидетельствует о интенсивности и глубине сокровенной работы: неустанных процессов, шедших в душе философа и поэта.
Поэт, или философ? Так не стоит вопрос, ибо две ипостаси органически были сплавлены в его творчестве, определяли сущность трудов.
Философ-мистик, Соловьёв очень чётко (как большинство воспринимают стол, или стул) видел, что внешний, привычный мир есть следствие причин столь сложных, что и высоким словом можно лишь прикоснуться к ним.
Именно – милый, не названный друг не видит, увы, что «всё видимое нами - только отблеск, только тени от незримого очами…».
Какие бездны открывают читающему «Три свидания»! захватывая дух, возвышая душу! Поэма эта в не меньшей степени свидетельствует о реальности запредельности, чем современные исследования околосмертного опыта, где хлад результатов далёк, увы, от той теплоты, какая овевает строки поэмы Соловьёва.
Из разнообразных философских бездн Соловьёв выбирал наитруднейшие, и если проблема теодицеи осталась не решённой, то не философа здесь вина – а узости и ограниченности любого человеческого сознания, ибо привыкло оно иметь дело только с вещами и явлениями конечномерными… Впрочем, возможна позиция, отрицающая насущность решения теодицея, ибо есть уровни мировосприятия, на которых вопрос является же и ответом, и «Три свидания» говорят о возможности достижения такого уровня.
Сумма сделанного Владимиром Соловьёвым есть блестящее следствие работы вертикали в нас – и умения выдающегося человека работу эту воспринимать, отвечая ей всеми своими возможностями: той световой вертикали, что определяет медленный, постепенный, неустанный подъём человека к вершинам духа.
И роль Соловьёва в этом подъёме сложно переоценить.