Как бы вы отнеслись к человеку, который во всеуслышание объявляет себя гением? Как к зазнайке и хвастуну?
«Я, гений Игорь Северянин,
Своей победой упоен:
Я повсеградно оэкранен,
Я повсесердно утвержден!
От Баязета к Порт-Артуру
Черту упорную провел.
Я покорил литературу!
Взорлил, гремящий, на престол!»
Игорь Северянин (настоящее имя и фамилия Лотарев Игорь Васильевич (1887-1941) родился в Петербурге в семье офицера, и по материнской линии был потомком Карамзина и дальним родственником Фета. Окончил реальное училище в г. Череповце, стихи сочинял с детства, первое стихотворение о русско-японской войне появилось в печати в 1905 в журнале «для солдат и нижних чинов» «Досуг и дело».
Юношеские опыты не привлекали внимания читателей и критики, и поэту пришлось издать более тридцати разных книжечек-брошюр за свой счет, рассылая их на отзыв в редакции журналов и именитым людям («Зарницы мысли», 1908, «Интуитивные краски», 1908, «Колье принцессы» 1910, «Электрические стихи», 1910, и др.).
Слава Северянина началась в сентябре 1909 года. Один журналист прочел Льву Толстому эротический триолет 22-летнего поэта:
«Вонзите штопор в упругость пробки,
И взоры женщин не будут робки!»
Ярость графа была безгранична, о чем не замедлили сообщить газеты. С тех пор и до настоящего времени стало хорошим тоном для критики ругать Игоря Северянина. А читатели знали и знают: раз ругают, значит, надо читать. Не прошло и полугода после стиха, взволновавшего Льва Толстого и возбудившего всю страну, как появился новый шедевр:
«Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж…
Королева играла в башне замка Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж…»
Игорь был большого роста, лицо длинное, особая примета – огромные, тяжелые, черные брови. Это первое, что останавливало внимание и оставалось в памяти. Игорь Северянин – брови. Голос у него был зычный, читал стихи нараспев.
«Позовите меня,
Я прочту вам себя,
Я прочту вам себя,
Как никто не прочтет!»
Северянин сопрягает галантную Францию с новой, как оказалось, эфемерной Россией. Такие миражи свободы и счастья, как правило, появлялись в начале столетий и заканчивались Смутным временем. Двадцатый век вплывал как "Титаник" и вскоре разбился об айсберг диктатуры пролетариата.
Скоро вся эта изысканность погибнет в огне войн и революций. Красота не спасает мир. Но как только мир спасается, он тотчас вспоминает о красоте. «Я трагедию жизни превращу в грезофарс», — пообещал Северянин своим читателям. Это обещание он выполнил. Он придумал множество новых слов. Не привилось ни одно. Разве что это таинственное, манящее «грезофарс».
Медиумический гипноз Игоря Северянина продолжался лишь с 1909-го до начала 1918-го. Хотя поэт дожил в эмиграции до 1941 года, его поэтический Серебряный век умещается в эти 9 лет. Пик славы - 27 февраля 1918 года. На выборах короля поэтов в Москве, в Политехническом, первое место получил Северянин. Вторым был Маяковский.
Многие считают этот эпизод недоразумением и парадоксом. Как при живом Блоке выбрать королем Северянина? Но сердцу не прикажешь. Истерзанная большевиками поэтическая Москва присягнула не революционным глашатаям, а ему, «нежному» и «изысканному» паяцу.
И все же никто лучше него не почувствовал новый стремительный ритм. «Ананасы в шампанском, ананасы в шампанском!
Из Москвы - в Нагасаки! Из Нью-Йорка - на Марс!" Маяковский явно соревнуется с ним, когда пишет:- «Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй». Почему-то ананасы в шампанском всех раздражали и вскоре исчезли вместе с буржуями. Но это в жизни.
В поэзии по-прежнему свежо и остро пахнут морем давно съеденные ахматовские устрицы, а рядом с ними - северянинские ананасы в шампанском. Из Москвы в Нагасаки давно уже летаем. Из Нью-Йорка на Марс вот-вот полетим.
Он первый сказал о себе: «Я повсеградно оэкранен! Я повсесердно утвержден!» И это была чистейшая правда. Северянин - как ранний кинематограф с графами и графинями в будуарах. Он певец «Титаника», еще не наткнувшегося на айсберг.
Всем запомнилось его забавное патриотическое стихотворение, где он говорит, что в случае военных неудач:
«То я, ваш нежный, ваш единственный,
Сам поведу вас на Берлин».
Но, будучи призванным, оказался к военному делу неподходящим, и по самой странной причине – он никак не мог отличить правой ноги от левой. Кончилось тем, что его отправили в лазарет.
В начале 1918 года вместе с больной матерью Игорь Северянин выезжает из голодного Петрограда в эстонский поселок Тойла, а в феврале 1920 года Эстония объявляет себя самостоятельной республикой. Поэт оказался по ту сторону российской границы. Долгие годы его не оставляет тоска по родине. И трудно передать отчаяние, сквозившее во всем облике поэта, когда на концертах он читает стихи о России.
Много видел я стран и не хуже ее
Вся земля мною нежно любима.
Но с Россией сравнить?
С нею — сердце мое.
И она для меня несравнима.
В 1921 году в Тойла Северянин женится на дочери местного плотника Фелисе Круут - статной, сероглазой девушке. Хорошо начитанная, она сама писала, стихи и помогала поэту с переводами с эстонского языка.
Женитьба окончательно связывает Северянина с Тойла. Поэт полюбил залитые солнцем окрестные луга, высокие сосны, берег, с которого открывается прекрасный вид на море. Истинный рыболов, он часами удил на реке или на озерах.
С Фелиссой они прожили вместе 15 лет. Ей он посвятил свои лучшие любовные стихи.
Ты совсем не похожа на женщин других:
У тебя в меру длинные платья,
У тебя выразительный, сдержанный стих
И выскальзывание из объятья
Ты не красишь лица, не сгущаешь бровей
И волос не стрижешь в жертву моде.
В 1935 году Северянин расстается с Фелиссой Круут и уезжает из Тойла. У него новая спутница жизни - Вера Борисовна Коренди, молодая учительница гимназии.
Но вскоре, понимая, какую ошибку он совершил, поэт пытается вернуться к жене, пишет ей: «Смертельно тоскую по тебе… Не отвергай, Фелисса: все в твоих руках — и мое творчество, и мой покой, и моя безоблачная радость». Однако, Фелисса не простила его.
В годы эмиграции Северянин выпустил 17 книг, но читателей становилось все меньше, тиражи книг были мизерными, и даже они не расходились. Последние годы поэт провел в нужде и безвестности.
Он как-то приезжал в Париж. Ему устроили вечер. «У меня голубая лодка, у меня поэтесса жена». Он голодал. Целые дни ловил рыбу со своей голубой лодки и от сверкающей водной ряби стал терять зрение. На вечере своем читал стихи простые и грустные. Последнее кончалось словами:
«Так каково быть поэтом
На вашей жестокой земле…»
Для поэта наступили трудные годы. Он много выстрадал за пределами Родины. В письмах той поры Северянин постоянно жалуется на отсутствие денег, на долги, на полное одиночество.
Здоровье поэта ухудшается. Он умер 20 декабря 1941 года в оккупированном немцами Таллине, в нищете и безвестности, вдали от родины. Ему шел только 55-й год.
Кокетливый и нежный эгофутурист, певец куртизанок (сегодня мы бы сказали «путан»), он остался, как здания в стиле ар-нуво, чудом до сих пор сохранившиеся в Москве. Готические башни, рыцарь с мечом, изысканные витражи, зеркальные лифты...
Его поэзия очень похожа на галантную эротическую живопись Сомова и Бенуа, но с явными атрибутами нового века. Пажи и маркизы, королевы и короли вскоре исчезнут в вихрях и водоворотах. Останутся стихи Северянина, как обломки Атлантиды.
Меня положат в гроб фарфоровый
На ткань снежинок яблоновых,
И похоронят (..как Суворова..)
Меня, новейшего из новых.
Не повезут поэта лошади
Век даст мотор для катафалка.
На гроб букеты вы положите:
Мимоза, лилия, фиалка.
Под искры музыки оркестровой,
Под вздох изнеженной малины,
Она, кого я так приветствовал,
Протрелит полонез Филины.
Всем будет весело и солнечно,
Осветит лица милосердье,
И светозарно, ореолочно
Согреет всех мое бессмертье!
Россия не ошиблась, выбрав его королем поэтов. Маяковский - трибун, Блок - пророк, а Северянин - просто король. Читая его стихи, люди, пусть ненадолго, всего-то лет на девять, почувствовали себя не подданными, а королями.
