«В Петербурге живет госпожа Крыжановская – знаменитый автор романов, написанных автоматическим способом. По ее словам, романы она пишет легко и быстро, как будто кто-то незримый водит ее рукой. Сама же госпожа Крыжановская не имеет ни малейшего представления о содержании написанного».
Такую новость сообщили своим читателям «Санкт-Петербургские ведомости» в 1888 году. Далее сообщаются не менее любопытные подробности: «Написанное госпожой Крыжановской в течение получаса очень неразборчиво и требует последующей расшифровки и многочасового переписывания набело. Замечательно, что романы пишутся всегда по-французски, который хотя и знаком госпоже Крыжановской как выпускнице одного из русских институтов, но далеко не как русский. Родной язык ее матери - немецкий. Уже написаны (вернее, надиктованы) шесть романов, среди которых три исторических: «Эпизоды из жизни Тиберия», «Бенедиктинское аббатство» и «Фараон Мернетта». Все романы диктуются от имени умершего английского писателя Рочестера».
На Западе феномен «автоматического письма» известен достаточно давно, и люди к нему относятся довольно равнодушно: «Хочет человек подписываться Байроном или Омаром Хайямом, ну и черт с ним. Говорят, за того же Чейза пишет десяток нанятых литераторов, а он эти романы только подписывает».
Разумеется, когда итальянская домохозяйка, почти необразованная и ни разу не покидавшая свою родную деревушку, начинает писать романы, где исторически точно описывается быт и нравы Шотландии времен Марии Стюарт, да при этом пользуется неизвестным ей шотландским наречием, специалисты заходят в тупик и лишь разводят руками - мало ли чудес на свете!
Кстати, кроме романов, повестей и стихов, существуют посмертные записи Баха, Вагнера, Шуберта и других великих композиторов, переданные через посредников из потустороннего мира с помощью «автоматического письма».
Долгое время в нашей стране подобные сообщения воспринимались как курьез и никем всерьез не исследовались, пока в 80-х годах прошлого века на экраны не вышел научно-популярный фильм Киевской киностудии «Десять лет с экстрасенсами». В нем, в частности, рассказывалось о Вере Владимировне З, которой диктует, а то и напевает свои посмертные стихи Владимир Высоцкий!
К этой истории мы еще вернемся, но выход на экраны необычного фильма словно прорвал барьер умолчания, и в редакции разного рода СМИ, а затем и в Комиссии по аномальным явлениям хлынул поток писем от людей, принимающих художественные и музыкальные послания «оттуда». Причем не всегда удавалось отождествить автора подобных посланий: у некоторых «автоматическое письмо» вдруг «включалось» спонтанно и так же спонтанно заканчивалось. Некоторые просто пугались этого необычного состояния и, в зависимости от пола и наклонностей, старались принять дозу снотворного или стакан водки.
Бывали и курьезные случаи, как, например, произошедший в 1985 году в одном из домов культуры Свердловска. Во время фортепьянного концерта какой-то заезжей знаменитости на сцену вдруг выскочил молодой мужчина, спихнул знаменитость со стула и стал сам играть на рояле, причем довольно профессионально. Опешившая поначалу публика дружно возмутилась. Прибежала охрана и вытолкала незваного исполнителя взашей, а там и милиция подоспела. В отделении же мужчина ничего вразумительного не смог объяснить, кроме того, что стал жертвой какого-то наваждения. Более того, он вообще не умеет играть на рояле, и уж тем более не знает, что именно собирался исполнить на сцене.
Естественно, что новоявленным музыкантом заинтересовались психиатры, но быстро выяснилось, что это традиционный музыкальный вариант вдруг прорезавшегося у человека «автоматического письма». Во всем остальном человек был абсолютно нормален.
Не менее курьезный случай произошел летом 1990 года с ленинградским рокером Олегом Д. У него способность к «автоматическому письму» возникла после аварии.
"Отделался я очень легко: ушибы и сотрясение мозга средней тяжести. Как только немного очухался, взялся за ремонт своей «тачки». У отца был немецкий настольный токарный станок, я научился на нем работать еще в детстве и теперь стал вытачивать некоторые покуроченные детали. И вдруг в разгар работы меня потянуло сесть за стол, взять огрызок карандаша и начать писать какую-то ахинею. И этим я занимался почти час, после чего в мозгу что-то отключилось, и я с изумлением начал разбирать свои каракули. Это был отрывок из какого-то романа о похождении опричников Ивана Грозного, а текст изобиловал ятями и прочей дореволюционной атрибутикой. К тому же в тексте было множество слов, по-видимому, церковно-славянских, смысла которых я не понимал. Поразившись, что все это написано моей рукой, я принял валерьянку, таблетку от головной боли и вернулся к прерванной работе.
Но через день все повторилось, только теперь «сеанс» продолжался всего десять минут. За этим занятием меня и застала жена. Она долго наблюдала за мной, а потом разъяснила, что это моей рукой водит какой-то дореволюционный графоман с того света! Она стала собирать мои листочки, переписывать их и даже обнаружила в них фамилию автора: если я правильно записал, вроде бы Кудрицкий или Кубицкий.
Поскольку такие «сеансы» могли начаться в любое, самое неподходящее время, я разозлился и пошел добровольно сдаваться психиатру, чтобы тот отключил меня от старорежимного психа, который без моего согласия подключается ко мне и заставляет тратить на его писанину время, которого у меня не так уж много. Ладно, если это были бы, к примеру, Толстой или Чехов, тогда еще можно терпеть! Странно, однако врач меня быстро отпустил, лишь назначил уколы. После пройденного лечения «сеансы» прекратились. К сожалению, черновик и чистовик уже написанного текста психиатр мне не вернул."
Большинство отечественных «соавторов», погружаясь в легкий транс, просто писали некий текст, причем иногда на языке, которого не знали и, разумеется, не понимая написанного. И лишь одному свои опусы диктовал некто с голосом, похожим на голос робота: монотонным и размеренным, без всякого выражения. А вот общение Веры Владимировны с Высоцким было более разносторонним: она встречалась с ним в снах, где он даже дарил ей какие-то вещи. Вначале он просто пел свои новые песни, которые она тут же записывала (на диктовку он перешел позже). Иногда это был диалог, и Вере Владимировне потом приходилось выполнять его «потусторонние» поручения (например, передать послание Р.Рождественскому).
Поразительно то, что, кроме нескольких энтузиастов у нас и за рубежом, никто не пытался серьезно исследовать полученные с «того света» тексты (музыку, рисунки) на соответствие корреспонденту, хотя уже давно существуют компьютерные программы, с помощью которых были проанализированы спорные тексты Шекспира, Сирано де Бержерака и даже Шолохова. Не исключено, что здесь виновата нормальная человеческая боязнь прикоснуться к «потусторонней» тематике, хотя в подобных посланиях иногда проскакивает весьма ценная информация для понимания того, что нас ждет там, где все мы однажды будем.
